— Это из Пушкина? — спросила Пелагия, усаживаясь рядом с симпатичным говоруном.
— Нам, лицам монашеского звания, через молитву много чего открывается, обычным людям неведомого, — назидательно произнесла Пелагия.
Бердичевский шагнул вперед еще, потом еще.
Сзади скрипнул пол — и не тихонько, как прежде, а весьма основательно, словно под чьей-то тяжелой стопой.
Каких-нибудь двадцать лет назад была у нас губерния как губерния: нищета, пьянство, невежество, произвол властей, на дорогах разбой. Одним словом, обычная российская жизнь, во всех частях нашей необъятной империи более или менее сходная. В Заволжье, пожалуй, было еще поглаже и поспокойнее, чем в иных краях, где людей в соблазн вводят шальные деньги. У нас всё обстояло степенно, патриархально, по раз и навсегда заведенному уставу.
Донат Абрамович, оторопевший от этакого поворота, смолчал, но бросил на Бубенцова такой взгляд, что стало ясно — проницательный психолог в своем предположении не ошибся.