– Но неблагоразумные откуда-то же берутся, – сказал я задумчиво. – Более того, о благоразумных везде молчок, будто их и нет вовсе, а о неблагоразумных… вон послушайте!.. какие песни, а? Еще про них складывают баллады, легенды, им ставят даже памятники, а уж на гобеленах только они во всей неблагоразумности…
– Оно нет, – ответил я. – Это Бобик умеет.
Веки ее опустились, лицо медленно расслаблялось, теряло жесткость и вызывающее выражение.
– Сейчас наполняют бадью, – сообщил я, – смоем пыль и грязь, пока Бобик посторожит наши штаны.
Кроны чуть расступились над поляной, и туда прорвался призрачно резкий луч света. В самом центре серая сглаженная глыба гранита, размером и по форме напоминающая верхнюю часть жилища муравьев формика, кроме самой макушки, уже покрыта зеленым мхом, а из верхушки победно торчит… ну, конечно же, меч из великолепной стали и с крестообразной рукоятью, по лезвию бегут загадочные синеватые руны и уходят в камень…
– Я?.. Да я лежала тихая, как мышечка!.. А сейчас, как лягушка, на которую лось копытом…