О, какая волна прошелестела по залу, как заскрипели карандашами репортеры!
Не из тех была Пелагия, кого можно долго за нос водить, и потому Митрофаний наконец заговорил о придуманном минувшей ночью, перед тем как уснуть.
— Стой! — крикнул Бубенцов. — Не волнуйтесь, тетенька, сейчас поймаю.
— Польщен, — поклонился тот, щелкнув кнутом. — Нет, это я сам сочиняю. Строчки льются из меня сами собой, по всякому поводу и вовсе без повода. Только вот в стихотворения не складываются, а то был бы славен не меньше Некрасова с Надсоном.
— Снова руку и сердце будете предлагать, Донат Абрамыч?
— Нет, убила не она. Но она знала, кто это сделал, и знала про головы.