Когда процесс возобновился, обвиняемых рассадили порознь, причем Бубенцов сидел в наручных цепях и между двух охранников. Вид у инспектора был совсем не синодальный: на лбу пунцовел изрядный кровоподтек, воротник надорван, глаза лихорадочно блестят — одним словом, истинный Сатана.
— В общем, на-ко вот, прочти. Письмо вчера пришло. Если скажешь, что блажит старуха, из ума выжила, я ей отпишу что-нибудь успокоительное, да и деле с концом.
Так дальше и пошло: десяток-другой шагов в кромешной тьме, потом мгновенная вакханалия сатанинского сияния, и опять чернота, наполненная утробным порыкиванием надвигающейся на город бури.
…общим же следствием всех этих бесед стало то, что помаленьку, год за годом, жизнь Заволжья стала меняться в лучшую сторону, так что в соседних губерниях стали нам завидовать. Вот, видно, и сглазили. Не иначе как взревновал лукавый к нашему благополучию.
Бердичевский посмотрел на подсудимого и увидел, как губы Владимира Львовича дрогнули в торжествующей улыбке.
— Господа, я знаю, что нужно. Я его на дуэль вызову, вот что! Если откажется стреляться, ему позор будет перед всем обществом, никто его больше на порог не пустит, и все заволжские дамы, которые сейчас вокруг него хороводы водят, от него отвернутся. А согласится на дуэль — его обер-прокурор с должности погонит. Что так, что этак, нам выгода.