— Ну наконец-то! — Волжанка обернулась к двери. — Ждем-ждем. Здравствуй, Грач.
— Они Лёху Самородова шлепнули! — жалобно воскликнул обозный Ефремов. — Наскрозь штыком проткнули! Колите их, ребята, как они Лёху!
Но потом в третьем вагоне открылся люк, оттуда по лесенке спустился, спрыгнул на перрон бравый краском, весь в хроме, с алой звездой на лаковой фуражке. Придерживая одной рукой бинокль, другой шашку, пошел он навстречу елисаветбуржским товарищам.
Он махал согнутыми в локтях руками, изображая петушиные крылья, притоптывал.
Фотограф полыхнул магнием, поймав хороший ракурс: толстуха в офицерском френче картинно оперлась кулаком о монументальное бедро, а щекастую физиономию с носом-кнопкой гордо задрала кверху.
Романов смотрел на ударницу с изумлением. Он в спешке забыл про улику, а Саша сообразила!