Романов сердито крякнул, чтоб протолкнуть ком в горле, отвернулся.
— Кто тя сменит? — пробурчал Митяй с набитым ртом. — Это ж пехота, а мы антилерия. Разве пехота антилерию сменяет, дура?
В хмельные мартовские дни, когда Россия, будто новорожденный птенец, пробивший скорлупу, разевала мокрый клюв и тянулась к весеннему солнцу, когда люди сделались выше ростом, шире в плечах и каждый почувствовал себя участником истории, штабс-капитан Романов, не долечившись после ранения, уехал в действующую армию. Говорили же ораторы на митингах, что сознательный гражданин обязан свято исполнять свой долг, и тогда революционная Россия расправит орлиные крыла, поразит мир своим полетом.
Тут-то из хода сообщения, что вела к траншее из тыла, вышел командир дивизии в сопровождении десятка офицеров.
— Всё. Жизнь… Люди… Будущее. Что нас ждет на Родине?
— Про сердце после. Это, может, вовсе и не понадобится. Так я вопросец задал.