— До чего же прекрасное нынче утро! Ты согласен, милый? Лучшего дня для пикника и не подобрать!
Я было замялась, но тут же вспомнила, что Вульфгаром звали лохматого паренька с флейтой.
— Он сейчас в актовом зале, там все магистры собрались. Тебя ждут. Так что ты того, вторая хозяйка, кушай спокойно, без тебя не начнут! Может, еще бутербродиков принести?
В лагере между тем сообразили, что их видно, и засуетились. Радужная дымка потемнела, замерцала и стала плотнее на вид; то там, то здесь по ней пробегали отдельные сполохи.
Мимо нас по-прежнему проносились жуки. Один из них прожужжал прямо у меня перед носом; я дернулась назад, и он с размаху влетел в воздух над оврагом. Так муха влетает в паутину.
Проигрыш закончился. Генри повернулся ко мне и с чувством пропел начало своей партии — первые три строки. В зале стало совсем тихо, и я понимала отчего. Роль романтического героя, как и ожидалось, полностью захватила нашего герцога. Незамысловатые слова песенки в его устах прозвучали как какое-то откровение — возможно, потому, что услышать от Ривендейла причудливо срифмованное: «Ты моя, ты любимая», — мечтала половина алхимического факультета. А уж если учесть, что на лице у Генри отражалась вся гамма необходимых чувств, как то: страсть, нежность, обещание скорого совместного светлого будущего… «Одной мне лучше пока не гулять!» — трезво подумала я, глядя в ласковые глаза подружек невесты. Как бы так понезаметнее сделать знак от порчи?..