Просочиться мимо заставы было затруднительно: с одной стороны море, с другой – горы.
Сам Коршунов на такие трудовые подвиги был не способен. Слишком мягкий и жизнелюбивый. Если бы он по складу характера был способен, как Черепанов, сокрушать преграды и таранить препятствия – он бы еще в прошлой жизни горы свернул. Великим ученым стал бы или еще кем-нибудь… великим. Впрочем, жаловаться не на что. Когда надо, драться он умел. А везло Алексею… практически всегда. И голова работала как следует. В данном случае, голова сказала хозяину: дай людям возможность делать то, что они умеют, особенно если это им нравится. И не мешай.
Корнелия переодевается. Сама, без слуг. Это непривычно и отнимает довольно много времени. Сумку с драгоценностями – на пояс. И кошелек.
На стол лег золотой аурей, полновесный, адрианов.
Алексея разбудил шум. Вернее, гул. Ровный и недобрый гул тысячной толпы.
И быстренько начертал на восковой табличке, что забирает своих людей, преступно удерживаемых в заточении. И оттиснул печать. Собственную. Из тех времен, когда он был еще не наместником Сирии, а легатом Девятого Клавдиева.