Шелленберг невозмутимо взял катушку, вставил в магнитофон и включил его.
— Я говорил с зампотехом базы, он предлагает вам оставаться в части и помогать в обслуживании машин. У него техников не хватает, а тут десяток инженеров с опытом. Приказ командира Центра о временном зачислении в штат он обещал организовать. Дело это сугубо добровольное. Если кто не желает оставаться, то насильно его удерживать не станут. Есть такие?
Ладно, это лирика. Что мне делать-то? Выборы пока накрылись медным тазом, да и цивилисты будут не особо нужны. По ВУС я вроде к военкомату приписан, какие-то бумаги перекладывать….
— Мы после пятого урока всех отпустили. Тебя берут?
Ясненцы закончили без пяти одиннадцать, и перед московским этапом видеосовещания из зала попросили выйти всех, кроме глав районов и сельсоветов и первых замов районных глав. Я попросил Марину Петровну остаться, чем, наверное, дал ей лишние карьерные надежды. Без минуты одиннадцать к нам присоединился и военком. В девять по Москве на нашем мониторе появилось лицо Верховного, потом камера отъехала назад и в кадр попали премьер и председатель Совета Федерации. За Гарантом стоял офицер, в кадре был хорошо виден рукав парадного мундира, ниже обшлагов которого блестел металлический браслет, тянущийся цепью к сжимаемой твердой рукой ручке черного с серо-металлическими вставками чемоданчика.
Уточняю у лейтенанта Кузьмина, какие имеются приказы по моему подразделению, и отправляю своих архаровцев на склад под командой единственного сержанта и в сопровождении посыльного. Сам же вместе с дежурным захожу в штаб. Начинается самое важное из бюрократических действий в армии — нас включают в списки, оформляют приказы и выдают предписания.