Спустившись по лестнице и выйдя из переулка, мы оказались на довольно оживленной улице. Стены домов были увешаны какой-то рекламой, народ толпился возле подпирающих стены прилавков и лавок, посредине улицы иногда с ревом, иногда с тихим гулом проплывали различного типа и состояния транспортные средства, проезжали мотоциклисты на каких-то подобиях «метлы». Словом, жизнь кипела, хоть и не шла ни в какое сравнение с шикарным блеском Верхнего города. Если немного пофантазировать, то можно было даже себя представить где-то на Земле, на оживленной приморской улице, с ее киосками и прилавками сувениров. Вот только когда я поднимал голову, то уходящие ввысь и часто соединяющиеся мостиками и переходами стены моментально выбивали всю земную фантастику из головы. Небо здесь было как в древних представлениях о строении мира — твердым; только не хрустально-чистым, а грязно-серым, светящимся кое-где отражателями света из Верхнего города, который сейчас, надо полагать, купался под лучами полуденного солнца. Но даже и на этой тускло освещенной улице как-то не верилось в то, что где-то совсем рядом проходят погруженные во тьму органы гигантских заводов, служебные туннели, узкие вентиляционные шахты и огромная полость, заполненная зеленым туманом, где по трубам в поисках утечек ползают мокрицы-роботы, вызывающие при случае летающие охранные автоматы… И где-то там, по всему этому гигантскому кишечнику мегаполиса, бродит сбежавшая из зоопарка гивера, охотится на огромных толстых крыс и иногда на людей.