Костер горел. Языки пламени жадно лизали закопченные бока котелка, отрывались легкими лоскутами и тут же исчезали. Дальше огненных лепестков взлетали острые искры, но и им было не соперничать с легким дымом, что практически прямо уходил в пушистые ветви, заставляя листья трепетать в его теплых струях. Иногда тот или иной лист отрывался и уносился куда-то в сторону, присоединяясь к лежащему на земле уже довольно толстому лиственному ковру. В этом мире была осень. Острые сырые запахи увядающей природы, горьковатый привкус от сгорающих в костре дров, какое-то грустное ожидание холодов, повисшее в воздухе, придавали особую прелесть этому вечеру, что уже плавно перетек в начало ночи. Из котелка приятно и призывно доносился аромат похлебки, заставляя Санька, сидевшего напротив меня, раз за разом дергать за рукав Данилыча, что сегодня распоряжался ужином, и спрашивать о степени готовности.