Данилыч остановил автопоезд возле шлагбаума, так что окна оказались на уровне лиц людей на помосте, и к кабине подошел лениво переваливающийся толстяк в дутой куртке и с каким-то автоматом наперевес, миниатюрной игрушкой выглядевшим на фоне широкой фигуры таможенника.
— Конкретней — вам придется отправиться в поездку. — Степак покачал головой. — Большего рассказать не могу, пока вы не подпишете договор о неразглашении.
«Так, наверное, и должно быть, — лениво подумал я, закрывая глаза в попытке утихомирить головную боль. — Надо же как-то им в других мирах ориентироваться… и вещи — тоже… хотя без этой всей требухи кабина выглядела бы очень просторно и благородно…»
— А это — моя дрога и каприсна дочь Илона. — Вержбицкий осторожно пожал мою вялую ладонь. — Так как пан насчет добрего снидания?
Я, чтобы не попасть впросак со своими высказываниями, решил занять рот едой и попробовал тонкие ломтики розового цвета, политые тонкой струйкой желеобразного соуса. Попробовал и остался сидеть с открытым ртом. Нет, не от восхищения: рыба как рыба, вот только остроты необычайной, как будто я полный рот перца чили с крепчайшей русской горчицей набрал. Пытаясь удержать выступавшие слезы, я отхлебнул из широкой чашки, стоявшей передо мной.
— «Умный» товар, как я понимаю, еще не пришел?