Так размышляя, я расстелил курточку под раскидистым цветущим деревцем. Улегся.
— Обман зрения, — спокойно ответил Нэко. — Просто их панцирь переливается на свету, вот и кажется. Маня твоя ведь спокойная…
Говоря по правде, мне до чертиков надоело, что от меня все время кто-то что-то хочет. Я просто почувствовал какую-то глобальную, тотальную несправедливость по отношению к своей особе. Как будто свет клином сошелся на моей скромной особе, как будто нет на Дороге Проходимцев, кроме меня!
Мы обернулись. Здоровенный молодой мужик — парнем его не назовешь — косая сажень в плечах, русые волосы, перетянутые узорчатой лентой, аккуратная темная бородка, прямой нос — типичная славянско-богатырская внешность. Этакий молодой Добрыня в обтягивающих джинсах и умопомрачительной кожаной куртке, усыпанной карманами. И — ярко-фиалковые глаза под красиво изогнутыми бровями…
— А что тут еще делать? — Сторож прошлепал до шлагбаума, скинул стопор, напрягся, поднял полосатую штангу. — Электроника бдит, а я — при ней… Привезите чего-нибудь с Дороги-то, — крикнул он в окно, когда мы проезжали мимо.
Чувствовал я себя вполне отдохнувшим, пока не попытался подняться на кровати: мышцы разом напомнили о своем существовании и немаленьких нагрузках в процессе вчерашних странствий по дебрям гигантских заводов и технических туннелей. Болело буквально все: начиная от нижнего и верхнего пресса, ног, рук и заканчивая спиной и тем, что спиной уже не называется, хотя находится с ней рядом. Даже одеревеневшая шея не хотела поворачиваться, отзываясь тупой болью на мое жестокосердие. Я буквально слышал, как скрипят суставы, делая героическое усилие по подъему своих восьмидесяти с чем-то килограммов. Из-под одеяла высунула голову Маня, сонно моргнула и опять спряталась — досыпать.