— Будешь, будешь. — Катерина Петровна вытряхнула из темного пузырька пару мелких желтеньких таблеток и зловеще добавила: — А то Анну к тебе не пущу.
— Ты гадости-то не говори, — оборвал ее Игорь. — Ни один нормальный человек беззащитного зверя из дома не выкинет. Ты меня в этом, что ли, подозреваешь?
Ольга говорила так, будто за бежевые или серенькие она прямо сейчас выложила бы несколько тысяч. Не задумываясь. Актерка. Лицемерка. А с другой стороны — все правильно, отдала бы не задумываясь. Если бы у нее эти несколько тысяч были.
— Нет, уже близко, — успокоила Анна. — Уже досками пахнет.
— Пианину. — Анна тяжело вздохнула. — Я краски хотела, разноцветные. Чтобы рисовать. А то все рисуют, а я, значит, как дура на пианине играть должна.
Дружная семья Калмахелидзе опять что-то дружно заорала, и Игорь оглянулся на этот сводный хор местного филиала Бедлама. И встретился взглядом с Ольгой. Ольга сидела посреди Бедлама молчаливая и безмятежная, с Анной на одном колене и с Олежкой на другом, обнимала детей совершенно одинаково, и оба они совершенно одинаково обнимали ее с двух сторон. Только Анна была тоже безмятежна и молчалива, а Олежка без конца что-то щебетал и заглядывал Ольге в лицо.