Потом снимаю со второго бандита куртку и отдаю Ортензии, несмотря на ее умоляющий взгляд.
Не было больше страны, столицы, моря, неба… не осталось на планете ни короля, ни магистров, ни лордов, ни торговцев.
— Что ты хочешь сделать, господин? — осторожно интересуется Саркин, с какой-то болезненной надеждой всматриваясь в меня.
— Мне тоже хорошо спалось, — сообщаю я, мечтательно прищуриваясь. — Даже сон хороший приснился… кажется.
И еще немного тому, что разговор идет на останском языке. В нем нет женского и мужского рода для слова «ребенок», и мне не пришлось лишний раз кривить душой, называя Лайли сыном, а не дочерью.
Но мне не было дела ни до их мелочных амбиций, ни до дотошных взглядов. Меня жгуче интересовало, что сталось с моими спутниками. Память услужливо вытаскивала из своих запыленных чуланов разные, подходящие случаю, рассказы про изуверские шутки останских повелителей. И у меня от одной только мысли, что за то время, пока я упражнялся в поклонах и льстивых взглядах, с моими друзьями произошло нечто скверное, сами собой стискивались зубы и темнело в глазах.