Однако заключенные словно не слышали вопроса. И не заметили нас.
Трясясь по выложенной круглыми камнями мостовой, я немного тревожился за своих домочадцев, но, оказалось, зря. Едва мы подъехали, ворота открылись, и рядом с ними обнаружился Рудо, насмешливо поглядывающий на вылезающую из колясок толпу. А через минуту на крыльцо вышел живой и невредимый Тахар, и у меня отлегло от сердца. Ну отчего я так переживал, собственно говоря? Если с ними оставалась Лайли, всегда легко справлявшаяся с братом, а теперь незаметно для меня прибравшая к рукам и независимого язву.
К нашему столику Хенрик пришел не один, а со спутницами, и я немедленно познакомил их с Доржем. Остальные пассажиры бросали на нас разочарованные взгляды, но подойти к столику не решился никто. Дорж славился острым языком и неподкупностью, и потому его многие опасались и сторонились. Те, у кого были для этого причины.
— Ничего, я тебя в следующий раз подловлю, — спокойно пообещала Клара, и магистр едва не подавился куропаткой от такой прямоты.
— За все дни, пять или шесть, тридцать квадратов мне и по двадцать — вам.
— Да как ты смеешь так говорить! Я миледи Ортензия Монтаеззи!