А вот ранним утром мое образовавшееся было накануне хорошее настроение грубо и основательно разрушили. Еще даже не взошло солнце, когда часовой с КПП на центральных воротах доложил, что меня срочно хочет по очень важному делу видеть Прохоров. Интересно, чего это принесло его ни свет, ни заря? Бессонница что ли мучает, хочет, чтоб я ему колыбельную спел?
— Вооот! — согласно кивает Тюкалов, наставительно подняв вверх указательный палец. — Так, скорее всего, и будет. А теперь представь, что на твоем месте — «мирняк». Крестьянин, допустим, или слесарь с завода. Причем — конкретный «мирняк», без боевого опыта. Который или совсем не служил, или служил, но давно, лет сто назад и уже устройство автомата толком не помнит.
Пожилой генерал в ответ с глубокомысленным видом цыкнул зубом, мол, не дождетесь, а потом вновь посерьезнел.
— Да какая теперь разница, — отмахнулся я.
— Да уж, правда, — соглашаюсь я. — История не просто поганая. Откровенно смердит от нее. Предательством и продажной крысой воняет. Так, парни, этот кусок дерьма — перевязать, а потом спеленать получше. До суда эта сука дожить просто обязана, а потом я лично вас всех на экскурсию свожу, поглядеть как он в петле болтаться будет.
Вот елки-палки, и возразить-то мужику нечего. Но тот уже сменил гнев на милость.