Тяжесть сваливается с моих плеч, раненого за моей спиной принимают двое пехотинцев.
— Зимой тут один танковый корпус уже пополнялся. Как сюда ехали, слева от дороги, танковая бригада стояла, они там землянок понарыли. Место хорошее, уже подсохло, лес строевой рядом и речка, с водой проблем не будет. Землянки, конечно, ерундовые, но на первое время сойдут. Их и прихватим, пока остальные расчухают, полк уже подтянется. А остальные пусть за здания в городе дерутся. Все равно их, в конце концов, по окрестным лесам разгонят.
— Прекратите! — голос женщины срывается. — Объедков…
Я прислушался. Ничего. Разве что… Стоп! Это же артиллерия! Наша?! Да хоть бы и немецкая! На каком расстоянии слышна канонада? Километров тридцать? Сорок? Значит, наши где-то прорвались, и теперь стало понятно, откуда вся эта суета. Шедший справа от нас, заросший рыжей щетиной дядька в гимнастерке довоенного образца тоже навострил уши и неожиданно в полный голос сказал.
Стоявший в дверях постаревший сэр разглядывал меня пристальным немигающим взглядом так, будто увидел впервые.
— Это правильно, — одобряет мое намерение Евстифеев, — но есть другое дело — раненых нужно вынести.