Парнишка в драной телогрейке и заячьем треухе вздрогнул от неожиданного окрика и, едва не выронив закопченный чайник, торопливо задвинул дверь в теплушку. Нет, в чем-то лейтенант, конечно, прав, в теплушке и так не жарко, мягко говоря, и долго держать открытой дверь не следует, но зачем же так орать? Мог бы и нормальным голосом сказать, постоянным криком командирский авторитет не зарабатывают. Только задроченный за время курсантства, а затем внезапно получивший немалую власть мамлей этого не понимает. Поначалу хотел я ему пару слов сказать, да передумал — не поймет он сейчас, одни уставы в голове. Такого, похоже, только могила исправит. А до могилы ему совсем недалеко. Насколько помню, свежеиспеченный взводный на фронте воевал чуть больше недели. А этот, если от своих замашек в кратчайшие сроки не избавится, и до недели может не дотянуть. Или это он себя так ставит, чтобы в запасном полку подольше застрять, а там, глядишь, и в постоянный состав попасть можно. Ладно, не мое это дело. Я с ними только до ворот части.
С утра в батарее начался бардак. Простояв на месте почти три недели, батарея как-то обустроила свой тыловой быт, который сейчас безжалостно ломался.
Дед оказался въедливым: интересовался положением на фронте, международными событиями, прогнозами на окончание войны. А мне особенно болтать не стоило, поэтому старался отвечать покороче и не очень определенно. Дед недовольно кряхтел и продолжал расспросы. Так под разговоры, когда уже начало темнеть, добрались до дедовой деревни.
Оказалось, что «господин зондерфюрер» — это уполномоченный местного гестапо в лагере. Русский язык он знал довольно хорошо, во всяком случае, обходился без переводчика. Пленных в лагере было немного, вновь прибывших всего четверо, поэтому торопиться гестаповцу было некуда. Беседа протекала в таком ключе: хозяин кабинета сидел на столе, свесив одну ногу, в правой руке он держал отполированную до блеска палку, похлопывая ею по ладони левой руки. На другом конце палки видны были бурые пятна.
Подошел взводный. Тоже на ногах еле держится. Вот вроде и обоймы со снарядами мы не таскали, и даже маховики наводки не крутили, а вымотались, будто вагоны с цементом без перекуров разгружали. Видимо, сказывается нервное напряжение.