— А Маньку-отступницу, что ему доли с гадания не платила? Её потом в курятнике крестьяне забили, как будто лису! И по позапрошлой весне колдуна приезжего молоденького, что песни цыганские в тетрадочку мелким почерком записывал, вообще вместе со стогом сена сожгли! А ить он Птицерухову ничем и дороги не переходил, так, попался не под то настроение, и всё…
Рёв обиженной до глубины души Катеньки был столь громок, что меня спасла лишь папаха, вовремя сползшая на уши. Моня и Шлёма так и упали ничком, отец Григорий рухнул вбок, сжимая виски руками, а площадь перед нечистым храмом опустела с немыслимой быстротой.
— Дурында ты и есть, — беззлобно откликнулся ординарец, а мой денщик только покивал в знак согласия.
— И чего страшного, привидения не кусаются вроде?
По знаку ведьмы из публики поднялись несколько человек. Их личины, возможно, были хороши для очкастых кабинетных работников, но я-то отлично видел, кто они на самом деле. Трое плечистых кладбищенских вурдалаков, низкорослых, но с очень сильными руками. Два чистых вампира, стройных и невероятно быстрых в драке. Ещё две старые ведьмы из тех, что не загрызают, но душат жертву. Учёных, разумеется, втрое больше, но если дойдёт до реальной драки…
— Ёшкина медь, цирковой медведь, етитская сила, где тебя носило? — только и выдохнул мой старый денщик, когда я вышел из стойла с ведром на одной ноге, усталый, взвинченный, в мелу, но довольный. Вроде всё получилось…