На этот раз бабка Фрося думала гораздо дольше, помогла мне встать на ноги и даже отряхнуть штаны от пыли.
— Иловайский, генацвале! Зачэм такой пэчальний сидишь, пачему ничего не кушаешь, кито тебя обидел? Мне скажи — я их сначала от церкви атлучу, а потом зарэжу! Своей рукой зарэжу, тока улыбнись, да?
— А пусть Иловайский выйдет! — неожиданно звонко выкрикнула из другого конца залы ведьма Зайцева. — Он характерник, а значит, убийца. К кому же, как не к таким, как он, должен быть строг новый закон единства и равноправия? Или казаки по-прежнему будут убивать нас безнаказанно, руководствуясь лишь собственными пристрастиями, а нам не давая даже шанса исправиться или хотя бы объясниться?!
Дочь губернатора Воронцова прыснула в кулачок и вышла. Дядя высунулся из двери буквально через секунду, погрозил мне кулаком, пытаясь хоть что-то сказать, но ничего вразумительного не придумал и слинял, оставив меня в недоуменном размышлении…
— Учу тя, дурня! — нарочито громко расхохотался мой товарищ, выхватывая из-за пояса пистолет. Но прежде чем Прохор большим пальцем взвёл курок, я хлопнул его по руке — не стреляй. Периодически на меня вот так накатывают нежданные прозрения (за что, собственно, и ценят характерников), но сейчас я доверял только сердцу.
— Был бы рад помочь, но мне пора. Хозяйка ждёт. — Я ловко развернулся на каблуках, перехватив ствол ружья под другую руку.