— С тобой легко. Пожалуй, дружок, я могла бы тебе и сказать, что тебя ждет дома и чего ты так боишься. Но это ты и сам знаешь, нам незачем об этом говорить, верно? Глупости! Либо ты вешаешься — ну, так вешайся, значит, у тебя на то есть причины, — либо живешь дальше, и тогда заботиться надо только о жизни. Проще простого.
— Однако, — сказал я, — если он не привык к упорядоченной и благопристойной жизни, то что же получится? Что ты сделаешь, если он нечистоплотен и будет везде оставлять грязь или являться по ночам пьяный?
— Ах, эти твои истории! Ты все еще не разделался с этим Гёте (тут я и вспомнил свой сон). Но если ты действительно не можешь идти домой, оставайся здесь, у них есть номера. Заказать тебе?
— Да, — сказал я робко, — тем лучше. Но я думал, что для этого нужна и музыка.
Едва я узнал его, как он отвернулся, наклонился, занялся своими черными брюками, аккуратно засучил их над башмаками и быстро зашагал прочь, зажав под мышкой зонтик. Я побежал за ним, догнал его, поклонился ему, но он, кажется, меня не узнал.
— Гермина, — воскликнул я измученно, — посмотри на меня, я же старый человек!