В подвале было градусов пятнадцать — тепло и копоть давала буржуйка посреди комнаты. Тут же на веревках сушились белье и одежда, клокотало на огне какое-то варево.
Все же лагерь был уязвим. Богданов понимал, что если от гражданских беженцев они отобьются, то первая же рота дезертиров на бронетехнике разнесет общину в пух и прах. О том, чтобы пережидать здесь зиму, не было и речи — зима могла затянуться на десятилетия. Как ни привыкли они к этому месту, придется выходить в большой мир.
Незачем было нервировать и без того взвинченных отказом техники дальнобоев. Орава мужиков на джипах в такой момент могла вызвать массу подозрений, а эти ребята наверняка имели кое-что посерьезнее монтировок.
Трудно было поверить, что четыре месяца назад он слушал с раскрытым ртом их планы относительно выживания после Катастрофы. И все это с такой страстностью, что обманул даже Богданова. А потом вдруг скис. Богданов ругал себя последними словами. Он должен был заподозрить неладное, когда тот на полном серьезе предложил построить дом под куполом на дне Обского моря.
— Ну, лет по 15 строгого режима на брата мы заработали… — мрачно констатировал Макс.
Если выстрелы и звучали, то только со стороны базы, но их никто или почти никто не слышал. Поэтому ячейка и выбрала это место. При желании можно было найти и поглуше. В необъятной Сибири даже в начале третьего тысячелетия могли существовать раскольничьи выселки, которые не знали о падении самодержца всероссийского.