И я на время оставил попытки завязать разговор.
Моя задача сводилась к тому, чтобы привязывать пленников к общей веревке и «пасти» человечий гурт. Это было несложно. Несчастные оказались полностью деморализованы. Многих выбросили прямо из постелей, полуголыми. Вокруг женщин толпились ревущие дети. Детей никто не вязал, но от их плача сердце мучительно сжималось.
Хорошо прикрылся – мечом я бы его не достал. Зато лягнул знатно.
Облепленный водорослями, полуослепший от тины и ярости, Полтора Уха летел на меня, воздев над головой топор… Я не стал возмущаться: «Почему на меня? Это же не я ему нос сломал!» Приготовился и ждал, представляя, как эффектно Полтора Уха сверзится с мостков в третий раз.
Братья глядели на мои приготовления с большой опаской… Которая сменилась паническим ужасом, когда я, содрав с обоих рубахи, привязал голубчиков к забору и сунул в огонь наконечник копья.
Народу на улицах было немного. Время от времени впереди мелькали факелы стражников, но спрятаться от них не составляло труда.