Пашка нашел ее на кухне. Она сидела на табуретке у окна, прислонившись к обклеенной страницами из «Огонька» стене, и словно спала. Глаза ее были полузакрыты, плечи опущены, рот плотно сомкнут, но и в лице, и в позе Пашке вдруг почудилась такая усталость пополам с облегчением, что и он сам заплакал теми же светлыми слезами, какими плакала и она. Он не испугался смерти. Когда хоронили кого-то на улице, особенно когда он и сам был поменьше, Пашка прятался под кровать, боялся даже представить, что увидит, различит среди бумажных цветов лицо мертвеца, а теперь все было иначе. Перед ним сидела его родная бабушка или ее тень, но это была тень его родной бабушки – как он тогда подумал, последнего родного человека. Он коснулся ее руки, обтянутой пергаментной, в коричневатых пятнышках, кожей, вздрогнул от неожиданного холода мертвой плоти и пошел на почту, откуда бабушка приносила переводы от дяди. Подошел к окошку, поздоровался с толстой почтальоншей и сунул ей корешок от прошлого перевода.