Когда Павел добрался до машины, он уже хотел не только выть, но и упасть без чувств, распластаться на брусчатке трамвайных путей, прижаться щекой к холодным рельсам. Но боль уменьшилась, словно тело наконец поняло, что поблажки ему не будет, и начало понемногу работать само, а не только по приказу из затуманенной головы. Павел упал на сиденье, откинулся назад, стянул с головы бейсболку и плеснул в лицо воды. Стало легче. Он напился и сел, положил сумку на колени, открыл крохотный замок. В сумке оказалась мужская одежда. Рубашки в пакетах, брюки, куртка. Носки, платки, трусы и майки. Тут же лежали туалетные принадлежности, коробка с кроссовками. Павел вытаскивал вещи одну за другой, укладывал их на пассажирское сиденье и чувствовал, что ясности в его голове не прибавляется. Последними он достал кроссовки. Вдохнул запах новой дорогой кожи, вытащил губчатые вставки. В правом были деньги. В перетянутом резинкой катышке оказалось десять тысяч зеленых. В левом… Павел вытащил пакет и не смог сдержать усмешки. У него в руках были документы. Новенькие паспорта – общегражданский и заграничный. Военный билет. Диплом об окончании института. Права. Все на имя Иванова Павла Матвеевича. Только в адресе стоял номер квартиры, которой в его доме не было. И фотографии такой Павел не делал. На фото Павел был с короткими, седыми волосами и с аккуратной черной бородкой. На пластике прав Томка оставила спиртовым маркером четыре слова: «Паша, прости. Будь счастлив».