Дюков послушно заткнулся. В Балашихе Павел остановился у придорожного кафе и взял перекусить. Дюков жевал пирожки и запивал их томатным соком так, словно не чувствовал вкуса пищи. Точно так же он не заметил, когда Павел выдернул у него из рук картонную тарелку и пластиковый стаканчик и отнес их в урну. Димка оживился только тогда, когда Павел сунул ему в руки тор майора и объяснил, как им пользоваться.
– «Стечкин»? – поинтересовался он, не сводя взгляда с Томкиного лица, глаза ее были полузакрыты. – Любишь все большое?
– Не трать деньги. Я все равно ничего не буду носить, кроме этого. – Она коснулась серебряного диска, которого не снимала. – Это от мамы. Понимаешь, он впитывает добрые эмоции и защищает от злых. С тобой я заряжу его под завязку. А когда у нас родится дочка, он будет защищать и согревать ее. Кстати, ты забыл упомянуть еще одно собственное достоинство – у тебя удивительная способность к языкам.
– Привет, – поздоровался Павел. – Сегодня бездельем маюсь, ты не против, если я буду позванивать?
– Да смотрю я, смотрю, – закряхтела женщина, подвинула к стеллажам короткую стремянку, покопалась среди пухлых склеек, слезла на пол, порылась в коробке на столе. – Так нету! Может быть, в кабинете у врача, конечно, но вряд ли. Когда она в последний раз была здесь?
– В машине, без ограничений, – заспешил Павел. – Капот поднимать?