Стрела исчезла, послышался сухой щелчок, и тут же следом болезненный вскрик. Из-за укрытия поднялся человек в простой одежде крестьянина, но с топором с руке, обе руки на боку, откуда торчит оперение стрелы.
Горло перехватили невидимые пальцы, я пытался вздохнуть и не мог, зато злые слезы закипели в глазах, а в груди разлилась острая боль.
– Двух уже съели, – признался сэр Норберт. – Ваша милая собачка натаскала. Вот и едим, чтоб ее не обидеть…
Зайчик фыркнул и, посмотрев на меня очень внимательно, отступил на пару шагов. Я напрягся, пытаясь удержать сознание, однако в ушах послышался звон, голова закружилась. Я поспешно сел на камень и сосредоточился на том, что становлюсь привычным птеродактилем, только крупным, а массу наращиваю из воздуха, только из воздуха, не трогаю даже этот валун…
– Боюсь, без меня вас и муравьи утащат! А я – телохранительница.
– Вы сказали очень точно: вырядился бы! Одеться в лохмотья – это спесь. Показная, лживая, глупая. Мое чувство вкуса не позволит опуститься так низко. Вы вряд ли замечаете такие мелочи, но я всегда выгляжу в полном соответствии… ну, вы понимаете.