И выскользнул в коридор. Поезд еще притормаживал, втягиваясь на перрон. Сейчас с головы и хвоста зайдут в него внимательные молодые люди… а у дверей каждого вагона встанут двое-трое.
— Наружу! — с неожиданной силой рявкнул кардинал. — Выходим, быстро!
Не могу сказать, что эти слова прибавили мне оптимизма. Но дорога продолжала мирно виться среди апельсиновых рощ, на полях трудились люди, для которых появление кареты служило поводом перевести дух, провожая нас взглядом. Изредка попадающиеся виллы дышали покоем. Навстречу несколько раз проехали кареты, куда чаще — повозки с грузами (в повозки были впряжены поджарые длинноногие быки, тянущие с неожиданной прытью). Вдали показался купол собора Святого Петра — мы возвращались в обитель кардиналов. Постепенно напряжение стало спадать.
Они явно собирались идти дальше, к стенам Ватикана. К святому городу, построенному над каменоломней, ставшей капканом для арканцев — и общей могилой для десантников, гвардейцев, собак, горгулий…
— Ну а чего бы и не позвонить? Кому мне еще звонить? Иллан будить, так она юмора не оценит, не слыхала она ни про какого Василия Теркина… — Он замолчал. Потом деловито спросил: — Ну, ты выбрал? Чего тянуть-то?
— Да нет… Если бы подвигов! Знаешь, как мне хочется вместе с тобой пойти к этой башне? Но я не пойду. От меня ждут работы. Того, что буду таким же предприимчивым, щедрым, терпеливым, находчивым, как мои предки. Что есть такой вот уважаемый человек Аль Дитриш, к которому и город, и каждый человек может обратиться, если нужда возникнет. Даже жениться, к примеру, я просто обязан на умной, бедной и некрасивой девушке.