Еще начали слезиться глаза, но не от воздуха — прямо в лицо бил яркий свет от фонаря у ворот. Вокруг было еще темно — ну конечно, в Москве-то время отстает часа на три-четыре, наверное. Раннее утро, поздняя осень…
— Чего вы хотите? С чем ты пришел, бывший таможенник?
— Двадцать два километра. — Василиса серьезно смотрела на меня. — Я туда не доходила, сам понимаешь.
— Здесь старая дорога, — говорил Дитриш, пока мы шли мимо апельсиновых садов. — Тут еще собирают урожай. А вот за тот поворот уже никто не ходит. Деревья стоят одичалые, плодов мало… да и не собирают их.
Мне показалось, что у Дитриша загорелись глаза. Неужели то, что я предложил, никогда не приходило ему в голову?
— Да я и не собирался… — Я махнул рукой. Что толку объяснять. При виде этой махины, оказавшийся столь быстрой, становилось понятно: против него что с автоматом, что со штопором, все едино.