Он вошёл и остановился в нерешительности. В его кабинете ничего не изменилось, пишущая машинка стояла на месте, рядом стопка чистой бумаги. Но дверь оставалась открытой, и на пороге, прислонившись к косяку, молча стоял Винанд.
— Когда закончишь, — сказал Генри Камерон, — загляни ко мне в кабинет.
Колпак лампы слегка дрожал, Тухи почувствовал лёгкую вибрацию под ногами: работали станки. Он осознал, что уже ощущает это некоторое время. Звук успокаивал, он нёс живое чувство надёжности. Биение пульса газеты, сообщающей людям биение пульса мира. Непрерывная цепочка размеренных толчков, звучащих как биение человеческого сердца.
Однажды в марте, когда небо в преддверии весны чуть подёрнулось зеленоватой дымкой и в Центральном парке{37} земля, оставшаяся в пятистах футах внизу, переняла у неба этот оттенок, добавив к своей коричневой темноте намёк на грядущую перемену цвета, а озёра рассыпались осколками стекла под паутинками голых ветвей, Рорк прошёл по каркасу будущего огромного отеля квартирного типа и остановился перед работающим электриком.
— Что ж, всё верно. Всё, — и тотчас же распрямился, словно принимая неизбежное, сознательно обрекая себя на поражение. — Надеюсь, вы понимаете, что по-своему задали мне трёпку, — сказал он.
— Мы оба уволены, — сказал Остин Хэллер, подмигивая Рорку. — Пойдёмте отсюда. Вы обедали? Сходим куда-нибудь. Я хочу с вами поговорить.