Она с серьёзным видом приняла его согласие, кивнув головой. Он встал.
— Слушает ли он, когда другие обсуждают какие-то… вопросы с ним?
— Великолепно! Винанд сдался, — сказала женщина с плотно сжатыми губами, она мало знала о Винанде и ничего о сути дела, но ей нравилось слышать, как люди сдаются. В каком-то доме на кухне толстушка-хозяйка соскребла остатки еды с тарелок на газетный лист, она никогда не читала первой полосы, её интересовал только любовный сериал на второй странице. Она завернула луковую шелуху и куриные косточки в «Знамя».
Вошёл Тухи. На лице его была осторожная полуулыбка, выражавшая насмешку над самим собой и своим боссом, однако это была весьма взвешенная и деликатная улыбка, шестьдесят процентов насмешки было обращено против самого себя. Он знал, что Винанд отнюдь не жаждет его видеть, и то, что его принимают, говорит не в его пользу.
На перекрёстке внизу были клуб, жилой дом с коринфским портиком, тумба с афишей мюзикла на Бродвее, на крыше виднелась верёвка с серо-розовым нижним бельём, трепетавшим на ветру.
Он не чувствовал ни облегчения, ни отчаяния, ни страха. Последние секунды жизни не одарили его даже осознанием этого акта. Это были просто секунды времени; несколько минут назад в руках у него была зубная щётка, а теперь он с тем же привычным безразличием держит пистолет.