— Отпоют же… Такая уж Мокею несчастливая планида выпала, что тут поделать…
— А глазыньки что бегают у обоих самым блудливым образом? — грубовато прикрикнул Самолетов. — И вид, как у пакостной кошки, что сметаны полизала…
— Николай Флегонтыч, что за страсти? Я так понимаю, ночью обокрали, и не одного?
— Вы себе только вообразите, господа! — сказал он с той же наигранной бодростью. — Покойничек, чтоб его черти в аду ворошили, стал втемяшивать мужикам, что в обозе с вами едет некая нечистая сила наподобие Черта или демона, каковая всех и погубит до единого…
— Ты уж лучше помолчи, Ефим Егорыч, — сказал Самолетов. — А то, неровен час, договоришься до чего-нибудь такого, что возьму грех на душу. Я ведь кое в чем, знаешь ли, в батьку…
— Вот извольте… — произнес он зло кривясь. — Уперлись, как бараны… Что скажете?