— Слева, слева заходи, Иван, гони ее на тракт!
— Счастливый. А мне привиделось нечто страшное…
— Тут не болит, — он похлопал себя по животу. — Душа что-то разболелась, Петрович. Плохо…
Великан-татарин подошел к ним, тяжко вздыхая и глядя на зажатый в руке револьвер.
Мешочек выглядел так, словно какой-то озорной охотник высадил в него добрый заряд мелкой утиной дроби, да не из одного ствола, а из обоих. Весь покрыт крохотными аккуратными дырочками с обеих сторон. Ряды их столь правильны, геометрически идеальны, что походило уж не на выстрел дробью, а на работу некоего механизма…
— Доля наша такая: убогая, скучная, торговая… — с показным смирением понурился Самолетов. — Вам, военным людям, живется проще: грянет экая большая война, проскачете посреди баталии со сверкающей сабелькой наперевес, вернетесь весь в звездах да прегустых эполетах. И быть вам, Елизавета Дмитриевна, генеральшей в совсем еще нестарые годы… А мы, что ж… Камешек ломаем на барские поделки, чаек возим, копеечками звеним. Скукотища, тут вы правы…