— Ох… — досадливо оживился Иван Матвеич. — А я вам что, предлагаю нечто насквозь бесчестное? Отечеству изменить, государя убить или, боже упаси, воевать супротив своей родины? Да ничего подобного! Будете мне помощником в некоторых делах, только и всего. Сразу скажу: если договоримся и ударим по рукам, я вас кой-чему обучу. Со мной вы, понятно, никогда не сравняетесь, но вот соплеменников ваших превосходить будете нешуточно… И пули будете отводить, и людишек своей воле подчинять, и красоток в постельку укладывать, и много чего еще, почитаемого большинством людей за сказку… Благодарить будете, ей-же-ей!
— Надо же, сколько всего происходит… А я и застал-то малую толику…
— Канэтада-сан говорит: проснувшись утром, он обнаружил, что лишился определенного количества золота в виде монет и ценных изделий, но заверяет, что решительно не намерен выдвигать обвинения и претензии в адрес кого бы то ни было из присутствующих здесь господ и просто русских людей ввиду уверенности в их полнейшей непричастности…
Гэп! Кулак Самолетова врезался ему в скулу звучно и смачно. Нелепо взмахнув руками, Федот отлетел назад, повалился иод ноги всхрапнувшей и отпрянувшей пристяжной.
Лицо у него было не то чтобы яростное, но злое, унылое, кислое. Довольно пожилой, обрюзгший, со спутанными полуседыми волосами и такой же бородкой. Совершенно европейского облика человек, ничего от азиата.