— Ах во-от вы о чем! — понятливо подхватил Иван Матвеич. — Вы наверняка об этих печальных инцидентах… — он сделал неопределенное движение рукой. — Было, было, грех отрицать перед лицом обстоятельств… Но тут уж, честное благородное слово, ничего не поделать: нужно мне было это, как вам нужен и необходим воздух для дыхания. Иначе оставалось бы только погибать — а я смерти боюсь не менее вашего, и жить мне хочется не менее, чем вам. В конце-то концов, вам лично какая печаль? Самые что ни на есть никчемные и малозначимые создания эти ваши ямщики — дикий народ, неграмотный, примитивный, их по свету имеется столько, Что недостача парочки-другой и незаметна будет… Ну, а уж лошадки тем более не ваши, а купца Мохова, ему об убытках и скорбеть. Обратите внимание: я ведь ни одного приличного человека и пальцем не тронул. Самую малость попользовался, если можно так выразиться, низами общества — как уже подчеркивалось, по крайней жизненной необходимости. Даю вам честное благородное слово: кончилось. Мне далее в этом нет необходимости. Вернулся в разум и здоровье, бодр и крепок после малой толики… Ах да! Золотишко у вас кое-какое пропало, я и запамятовал. Ну, опять-таки не из проказы или алчности, а по той же жизненной необходимости. Вам, если долго станете мучиться от жажды, вода необходима, а мне вот — золотишко… Знаете, я вам все непременно возмещу, ей-же-ей, не сойти мне с этого места! Дайте только срок…