Высоко над бескрайней снежной равниной стояла полная луна, и тени от возков и лошадей, от самого поручика ложились такие четкие, словно вырезаны из черного картона. Никак не проходило жутковатое ощущение: будто ничего и не существует на этом свете, кроме бесконечных снегов и остановившегося посреди них обоза, и поручик, неспешно возвращаясь по хрусткому снегу к головному возку, заставлял себя вспоминать о самых разных достижениях цивилизации: пароход, железная дорога, телеграф, электрическая машина… Вызывал из памяти то чертеж винтовки в разрезе, то таблицу умножения, то виды петербургских проспектов, громаду Исаакия, гранитные набережные. Если вдуматься, он сейчас словно бы заклинания творил: пытался противопоставить непонятной чертовщине все достижения девятнадцатого века, среди которых как бы и неуместно было существование невесть откуда приблудившегося к ним беса. Которому никак не полагалось быть сейчас — ну, может, в древние Времена, когда в глуши еще возвышались языческие кумиры, когда люди не знали ни пара, ни пороха, ни электричества, когда проносились всадники в кольчугах и алых плащах, и звенели, скрещиваясь, мечи… Сохранившаяся до нашего времени нечисть вроде лешего или овинника хоронится по углам, боится дневного света и уж никак не способна столь нагло и бесцеремонно досаждать цивилизованным современным людям…