— А что ж ты хочешь? — заорал Федот, уже не сдерживаясь. — Когда люди гибнут, что ни ночь? Прикажешь всем подыхать? Нет уж, накось-выкуси! Не имеешь права препятствовать, ты не…
— Никакой пещеры и никаких чудовищ… Только степи, в высокой граве, в цветах, и я долго-долго ехала верхом, конь был ужасно смирный… И я никуда специально не спешила, просто очень долго ехала шагом по степи, так было красиво и покойно, век бы не просыпалась…
— Не буду скрывать. Это во многих областях жизни присутствует: стремиться выше. Однако ж — честно…
Поручик присмотрелся. Надлежало думать, Четыркин решил представить из своей персоны то ли турка, то ли иного восточного человека — вкривь и вкось намотанное на голову полотенце явно изображало чалму, а в зубах зажат кривой персидский кинжал с массивной серебряной рукоятью, усаженной крупной бирюзой. Вращая глазами и корча дикие гримасы, Четыркин выплясывал нечто, безусловно представлявшееся ему экзотическими восточными танцами, но даже на взгляд зрителя, в этих танцах абсолютно несведущего, совершенно бездарно кривлялся и ломался, хотя некоторое представление о балетных па безусловно имел как истый петербуржец…
— Эй, орясины! — рявкнул Самолетов. — Вы что это надумали? Не время озоровать…
Снежный зверь шагнул вперед, поводя лобастой башкой, словно бы принюхиваясь, до ужаса напоминая обычного таежного хозяина. Он двигался прямиком к перегородившим дорогу деревенским. Толпа дрогнула, слышны были испуганные крики, кое-кто подался назад, отступил на несколько шагов — но в целом, выражаясь военными терминами, шеренга сохранила строй, никто не бросился прочь.