— Тогда кто же? — спросил Степан мрачно и сел на стол рядом с Черновым, вытащил у него из пачки сигарету. Он уже забыл, что несколько секунд назад отчаянно хотел его убить. — Белов? Или ты? Или я?
— Потому и изображал, — ответил он непонятно и перехватил у нее душ. Пристроил его на стену, а сам взял Ингеборгу за скользкие бока, приподнял и поцеловал в губы, по которым скатывалась горячая вода.
Он не мог и не хотел отвечать. Он хотел только одного — чтобы жена оставила его в покое, перестала напоминать о том, что он виноват еще и перед ней. Так виноват, как только может быть виноват мужчина, которому наплевать на женщину, и изменить в этом уже ничего нельзя.
Интересно, а куда же они дели свою Клаудию? В тот раз она так тряслась и нервничала, что капитан решил даже, что она что-то знает о смерти разнорабочего Муркина, и с удовольствием планировал, как станет ее допрашивать.
Неизвестно почему — может, из-за экзотического имени, а может, потому, что он был страшно зол на нее, — он ожидал увидеть высоченную костлявую стерву средних лет с жалким пучком желтых волос и лошадиными зубами.
Она выпрямила спину, хотела что-то сказать, но промолчала и только заправила за ухо прямые густые волосы..