— Стоп, — приказал Степан негромко. — Ничья. Ноль — ноль. Все по домам.
«Сейчас не тридцать пятый год и мы не Днепрогэс строим! — разорялся он. — К нам немцы приезжают, швейцарцы, заказчики каждый день бывают, а вы, Валентин Петрович, в каком-то абстрактном виде пребываете!..»
— Значит, — вдруг твердо сказала Ингеборга, и все опять на нее посмотрели, — дело в чем-то другом. Ты просто не хочешь признать факты. Это очень понятно, потому что они тебе не нравятся. Но тебе придется их признать и сделать из них какие-то выводы. У тебя нет другого выхода, Паша. — И она ободряюще улыбнулась.
Вырулив со стройки, он поехал в противоположную от Москвы сторону и некоторое время провел там, куда в конце концов приехал. От непрерывно идущего снега казалось, что уже вечер, хотя время едва-едва перевалило за три часа.
— Мне нужна… — Степан внезапно забыл, кто именно его вызвал, и полез в нагрудный карман за бумажкой. — Так, сейчас я найду…
Конечно, Валя была твердо убеждена, что она — совершенство, доставшееся по случаю серой посредственности, но все же она понимала, что эта самая посредственность обеспечивает ей именно тот образ жизни, о котором она мечтала и грезила, начиная с детского сада.