— Да потому, что я несколько дней был уверен, что это он строит какие-то козни против меня, а он… влюблен, мать его! Вы представляете?!
— Пожалуй, — согласилась Ингеборга осторожно. Она не очень поняла, что имелось в виду. — Мальчик такой нежный, такой… — она поискала слово, — ранимый, а отец прямо-таки железобетонный.
— Разговаривал. — Степан глотнул еще колы и скривился от отвращения. Есть гамбургер всухую было невозможно, и не есть тоже невозможно, потому что в восьмом часу на Степана всегда нападал чудовищный голод. — Пока у них никаких претензий нет. Я объяснил ситуацию, сказал, что завтра-послезавтра мы начнем работу. Ну, он меня выслушал, и все. Чует мое сердце, что он завтра с утра нагрянет. Голову даю на отсечение — нагрянет. Черный, пусть с утра все бросаются работать Чтоб Руднев видел сплошной трудовой героизм после вынужденных простоев. Эдик, плиты когда подвезут?
— Вадик, — сказала жена тихо, — о чем ты думаешь? Что с тобой, Вадик?
— Значит, завтра в шесть, — резюмировала Леля, когда Белов вдоволь нагляделся и даже покраснел немного от напряжения, — в случае изменений — мобильный всегда со мной.
— Но ведь у тебя были… какие-то девушки после развода? — спросила она осторожно.