Так же, как и от шаровой молнии, от него не было спасения и избавления. В нем можно было только сгореть.
— А потому, что домой меня не тянет, а на дачу больно далеко, — выпалил Чернов злобно, — а что? Ты запретить хочешь?
Вместе со Степаном на объект заехала местная милиция, которая вроде бы наблюдала за порядком, пока жители митинговали. Потом Степан произносил свою почти революционную речь, стоя почти на броневике и придерживая за руку почти народовольца Гаврилина.
Ингеборга свернула льняную простыню. Раз и еще раз. И еще прошлась утюгом по гладкой, приятно пахнущей ткани.
Сделав еще несколько шагов, она оказалась на самом краю котлована, куда доставал синий свет фонаря. И в пятне этого синего света на краю искрящейся белым плиты лежал тот, другой. Он был мертвый.
«Что ты так перепугался? — это было сказано самому себе. — Еще ничего не случилось».