— Паш, не все такие смиренные монахи, как ты! Не все по выходным с детьми английский учат. У некоторых есть еще личная жизнь.
Это был удар не в бровь, а в глаз. Напоминанием о плитах Степан как бы моментально поставил подчиненного на должное, подчиненное, место.
Понимая, что теперь-то ему уж точно настал конец, он застонал и открыл глаза.
— Ты всегда так говоришь, когда не хочешь меня пускать, — сказал Иван горько. — Меня скоро никто приглашать не будет!
Никто еще ничего не знает, подумал он тоскливо. Для всех пока что начинается обычный день. Только он, Вадим Чернов, стоит в двух шагах от трупа Володьки Муркина и не может заставить себя позвонить.
Подумав и повздыхав, она разлила на кухне вонючий валокордин и сморщилась от отвращения. Она всегда так делала, когда хотела продемонстрировать, как ужасно виноват перед ней муж — до сердечного приступа довел! — по опыту зная, что мерзкий густой запах расползется по квартире в мгновение ока. От этого запаха ее всегда вполне натурально тошнило, и при этом она очень уместно бледнела. Вооружившись еще и ваткой, пропитанной нашатырем, она осторожно поскреблась в дубовые двери гостиной, за которыми жил своей жизнью ее — и как будто чужой! — муж.