«Она очень неплохо освоилась в моей квартире, — подумал Степан, моментально переходя из лирического в озлобленное состояние. — Вполне могла бы дожидаться своего такси на лестнице, а не на кухне! В конце концов, с этого дня она мой работник, а я ее наниматель!»
«Два вопроса, — пообещал он себе. — Два вопроса, и я уеду. Делать мне здесь совершенно нечего, несмотря на всех платинововолосых красавиц, вместе взятых».
Когда они заходили в квартиру, телефон уже надрывался, и Валя была совершенно уверена, что звонит мама. Слегка струсив — придется отчитываться, а тактика безутешных рыданий никакого ощутимого результата не дала! — Валя решила к телефону не подходить и надолго закрылась в ванной наедине со своим горем.
Грузовик мягко катил по сырому песку, все ближе и ближе.
Вот только строптивая дочь почему-то отказывалась переезжать. Сначала она училась в университете и бросить его никак не могла, потом должна была непременно защитить диссертацию, потом жалко было продавать старую квартиру на Соколе, потом нашлись еще какие-то столь же непреодолимые обстоятельства Жить за границей Ингеборга не желала. Однако в гости в чистенькую, ухоженную, пряничную, похожую на дореволюционную пасхальную картинку Швейцарию с удовольствием наезжала. Или в Париж, где родители проводили отпуск. Или в Вену, где маленькая художественная галерея выставляла материнских троллей. Или в Гамбург, где отец читал лекции.
— Да нам-то что?! — заорал Чернов и от злости даже ногами затопал. — Нам-то что за дело до того, было расследование или не было?! Или ты этого Муркина любил как родного брата?!