Мягко чмокнул закрывшийся «Электролюкс». Щелкнула крышка на щегольской немецкой банке с джемом. Звякнула ложечка. Вода полилась в кружку с тем особенным глухим звуком, который может издавать только крутой кипяток.
— Нет, — сказал Степан честно. — А что? Вы говорили мне что-то важное?
Если кто-то полезет среди ночи в вагончик — непременно уронит стул, наделает шума, залает Веста, кто-нибудь прибежит, и взломщика застукают.
Ингеборга тоже придерживалась мнения, что Михалков и Тарковский величины совершенно несравнимые, и никогда не стремилась их сравнивать, но точность собственных выводов относительно личности самого Валерия Владимировича ее позабавила.
— Не смотрите на меня с таким изумлением, — попросил Степан мрачно, — вы меня нервируете.
Теперь новое дело! Год кончается, а какая-то там Инга Арнольдовна говорит его сыну, что он ничего не понимает!