— И потому я предлагаю тебе… да, предлагаю тебе, Аким… не возвращаться в эту твою далекую, холодную и дикую Тартарию, а остаться здесь, в самом Лондоне, моим помощником. Да, помощником.— Мастер Джереми сделал паузу, воздел вверх палец, улыбнулся и, только покончив со всеми этими действиями, завершил свою речь: — А также взять в жены мою дочь. Да, дочь,— Элен. Я же вижу, вы нравитесь друг другу. Да, друг другу. А в конце концов даже унаследовать мою мастерскую! — Мастер с гордым видом уставился на своего ученика, явно считая, что сделал ему такое предложение, от которого тот просто не сможет отказаться.
Шум был большой, казаки орали, что Дон, мол, испокон веку был казацким, таким и должен оставаться, но мой посыльный и сродственник стольник Степан Годунов, сын боярина Степана Васильевича Годунова, повел дело хитро. Он успокоил казаков, что сие повеление касается только лишь рязанских и городовых казаков засечных линий, коих после того, как исчезла крымская угроза, ну просто глупо оставлять на старых местах. Дон же, как и, скажем, Днепр, еще долго будет украиной… У казацкой старшины, особенно запорожской, большие вопросы вызвало ограничение казачьего надела, определяемого в поместье казаку для содержания им своей семьи и обеспечение себя «конем добрым, саблей вострой, шеломом, а такоже пищалью». Да и сам набор вооружения тоже многим показался изрядно дорогим. В отличие от того, каким представлялся казак моим покинутым современникам, здешние казаки были в основном не конными, а… стружными, то есть передвигаться и воевать предпочитали на лодках — стругах… Но Степан на второе резонно заметил, что все это по большей части у казаков имеется, а всем недостающим — в частности конем, пищалью и саблей, царь обязуется казака по первости снабдить (на что пошли захваченные в Крыму кони, а также выданное крымскими городами и захваченное в крепостях и во время битв оружие). А уж потом поддерживать себя в постоянной готовности — дело самого казака. На то ему положено государево жалованье — аж пять рублев в год, да весь доход с его надела. Поскольку никакого тягла на казачий надел не накладывается. А что касается размеров надела, то он был весьма большим, его с трудом могла обрабатывать многочисленная семья. И потому все решил вопрос окольничего — а желают ли казаки, чтобы на кого из них вдруг начали работать свои собственные крестьяне? Ответом на него был всеобщий рев — НЕТ! Ну еще бы, большинство казаков как раз и бежали от такого дела… А тогда как же они хотят обрабатывать больший надел? — задал резонный вопрос мой посланник. После чего и эта претензия была снята. А вот положение, что казаком может быть человек любого роду и племени, но обязательно православной веры — пошло на ура. Более того, казаки попросили меня прислать священников, поскольку своих мало, да и те, что есть,— «сами более казаки, нежели духовные пастыри»…
Я тогда ею невольно восхитился. Вот ведь баба — золото. И на работе — танк, и семья за ней как за каменной стеной. Даже не сомневается, что муж «убедит ее» купить именно эти шторы, но сделает все именно так, по правилам, не раня ничьего самолюбия и делая все так, чтобы стены семейного дома просто звенели от здоровья. Настоящая женщина, а не истеричный секс-станок с кучей претензий и прихотей. Эх, встретить бы такую — женился бы не раздумывая. Да только где таких в двадцать первом веке найдешь? Единицы остались, как кистеперые рыбы, да и те все уже замужем…
Я слегка расслабился. Патриарх Иов был главнейшей опорой моего отца, его наипервейшим и вернейшим союзником. Да и сам муж он, несмотря на весьма преклонные года, умный и глазастый. Уж если приблизил к себе кого, значит, можно не беспокоиться…
Если оно в чем-то и уступало прославленному китайскому кун-фу или японскому карате, то я этого обнаружить не смог. Да и было ли это самое карате? Хотя Шаолиньский монастырь уже существовал, точно, это я после тура по Китаю помнил… Впрочем, возможно, таковые люди в России имелись всегда, и не только из иноземцев, просто искать их никому в голову не приходило. Да и таких, как у меня, возможностей в истории случалось — раз-два и обчелся. Ну судите сами: действительно любимый царский сын, при толковом и способном слушать отце, да еще и при полной казне. Только ведь возможности — это еще не все, возможности на нас сыплются часто, не каждый день, конечно, но по несколько раз в год — точно. Но для того, чтобы они стали твоими, ты должен быть к ним готов, должен быть способен их использовать. Скажем, едет человек утром в метро на постылую работу, за которую получает гроши, и тут видит в газете, что читает такой же полусонный заморенный сосед, объявление — срочно и на хорошую зарплату требуется некто со знанием норвежского языка… А он его — не знает. И все — это не его возможность. Но ведь чья-то, точно. Нет, всему научиться невозможно, но чем больше знаний, умений и иных компетенций ты накопишь — тем больше возможностей ты сможешь назвать своими. Кто знает, за какое из своих знаний и умений ты зацепишься ноготком, чтобы начать круто подниматься?..
Я зло скривился. Ну собирался же обзавестись секретарем. И чего тяну? Впрочем, чего тяну — было понятно. Личный секретарь «вождя и учителя» — должность крайне ответственная. С одной стороны, ох и много ему на себе тянуть придется, так что нужен человек толковый, расторопный и быстро врубающийся, а с другой — таковой зело опасен. А ну как быстро врубится, да не в то, во что надо? Сколько примеров было, когда этакие сначала вроде как помощники силу набирали и начинали сами по себе делами рулить. Или информацию сливать на сторону за хорошие бабки. А кому потом расхлебывать — Пушкину? Так он еще не родился пока… К этому делу надо было подойти обстоятельно, отобрать несколько кандидатов, испытать их как следует, прикинуть… а времени на это просто катастрофически не хватало. Да и основные кандидаты, которых я уже, ну куда уж деваться, наметил, были по большей части из моих соучеников по царевой школе, а те все поголовно сейчас торчали в большой «заграничной командировке». Приходилось пока довольствоваться караулом из состава личной сотни холопского полка и… Немым татем в предбаннике, которого, похоже, сейчас и не мог преодолеть гонец, принесший мне столь нерадостные известия. Я окинул злым взглядом лежащую на столе Большую роспись, то есть тот самый отчет, и решительным жестом отодвинул ее в сторону. Пора заняться более насущными делами, а это — подождет. В конце концов, если османы решили серьезно взяться за Русь, скоро вполне может оказаться, что мне будет глубоко начхать на любые подобные отчеты.