— Или сесть там, где нам захочется? Это ведь не покажется вам обидным?
— В таком случае поспешим к нему и сообщим, что правда восторжествовала.
Я вошел в приемную; возле стола сидел человек. Он был одет в недорогой костюм из пестротканого твида; кепка его лежала на моих книгах. Одна рука у него была обвязана носовым платком сплошь в пятнах крови. Он был молод, лет двадцати пяти, не больше, с выразительным мужественным лицом, но страшно бледен и словно чем-то потрясен — он был совершенно не в силах овладеть собою.
Она улыбалась, держа в руке листок бумаги.
— Маленький, коренастый, очень живой. Ни одного волоска на лице, хотя ему уже под тридцать. На лбу у него белое пятнышко от ожога кислотой.
— Признаюсь, я разделяю недоумение моего дяди.