– Убрались просто хорошо, – буркнул старик. – Вон, даже выходы замуровали, непонятно зачем.
– Ленка! О чём ты говоришь?! Разве ты не видишь, что вокруг одни странности? Что вообще происходит?!
– Эти девушки просто должны были следить за магистратом. Можете их допросить, они скажут то же самое.
– А потом слышала. И говорили. И я делал. И ещё делал. А потом много не слышала. Я маленький. Дай, пожалуйста. Я голоден. Я ведь маленький. Дай. Дай. Я маленький. Дай...
– Сотрудники Монастыря и мои сёстры... Да, не удивляйтесь, сёстры, ибо я одна из вас, такая же воспитанница, только бывшая. Наши обычаи сложны, причины появления многих канули в лету, но это их не отменило. Поэтому всякая воспитанница может стать настоятельницей лишь спустя десять лет после выпуска, когда не останется никого, кто мог бы её вспомнить. Сотрудники не имеют права разглашать её имя, разрешено лишь обезличенное обращение. Сегодня я слагаю с себя звание настоятельницы, так как хочу совершить деяние, несовместимое с этой должностью. Монастырь не только моя работа, но и дом, я не имею права вступать в бой за его стенами. Это тоже традиция, традиция нерушимая. Все вы можете поступить так, как вам подсказывает совесть. Выхода два: остаться в Ковчеге и ожидать, чем всё закончится, либо вступить в бой, скорее всего, безнадёжный. Как вы наверняка поняли, я выбираю последний вариант.
– Мельхиоровый, с дарственной надписью от командования.