Далее беседа сконцентрировалась на барахлящем двигателе грузовика, на туго продвигающемся ремонте кровли и надвигающемся кризисе с ассенизационной цистерной. На детей застолье давило в еще большей степени, чем на меня. Одну из особо громко вздохнувших девочек Сорли Кондон даже приморозил к стулу взглядом.
— Пару дней я как-нибудь выкрою. — Он задумался. — О'кей, — как будто решился он наконец. — Пиши свою грамоту и вызволи меня отсюда незаметно. Если согласен, я в твоих руках. И спорам конец.
— Ну, так, вообще… Учится плохо. С полицией нелады.
Я проследовал за ней к машине, должно быть, выделенной И-Ди. Черный лимузин с федеральными наклейками; весьма неразговорчивый водитель с манерами отлаженного автомата помог загрузить багаж, в ответ на благодарность вскинул два пальца к шляпе и нырнул в кабину, отделенную стеклянной перегородкой от шикарного пассажирского салопа. Не дожидаясь указаний, он повел машину к клинике университета Джорджа Вашингтона.
Мы пробрались в приемную, и я приник к бамбуковым шторам. Эн прижался ко мне, сжал кулачки, вцепившись в пояс джинсов.
— Вот и хорошо, — сказала Диана, когда я передал ей эту новость. — А вопросами я его не хуже репортеров задолбаю.