Той осенью ей было сорок пять. Если бы меня попросили описать ее одним словом, я бы сказал, что она «серьезная». Сердилась она крайне редко, а плакала на моих глазах лишь один раз, когда полицейские сообщили ей — это было еще в Сакраменто — что отец разбился на скорости в восемьдесят миль в час возле Вакавиля, возвращаясь домой из деловой поездки. Я видел ее лишь такой, но кто-то видел ее и другой. На полке в жилой комнате стоял портрет стройной красавицы, вызывающе глядящей в объектив. Я аж вздрогнул, когда мать в ответ на мой вопрос сказала, что на портрете изображена она — еще до моего рождения.